Почти всякий одаренный человек обладает не одним, а несколькими талантами. Таких разносторонних гениев, как Леонардо да Винчи, история культуры насчитывает немного. Но живописные способности были присущи многим нашим писателям. И наоборот, достаточно перелистать воспоминания Ильи Репина, чтобы оценить его литературный талант.
Сухово-Кобылин последние десятилетия своей долгой жизни занимался философией, Чехов был врачом, композитор Бородин — профессором химии.
Выбор будущей профессии труден для разносторонне одаренного человека. Семья, а в дальнейшем среда и критика приходят в этом деле на помощь. Но столь же часто талантливый юноша, предоставленный самому себе, бессмысленно растрачивает свое дарование и, ошибочно выбрав профессию или специальность, упускает годы, которые в иных условиях сделали бы его выдающимся мастером. Ранняя профессионализация в изобразительных искусствах и музыке почти обязательна, а овладение литературным мастерством требует не менее упорного и многолетнего труда.
Не менее трудно бывает одаренному литератору угадать тот жанр, в котором с наибольшей полнотой и яркостью раскроется его дарование.
Мне пришлось близко знать Лебедева-Кумача, и ни ему самому, ни его товарищам и в голову не приходило, какой песенный дар ниспослан ему.
В «Крокодил» Василий Иванович пришел после работы в красноармейской печати, вернее в ПУРе, — там-то сын замоскворецкого сапожника, одно время всерьез увлекавшийся театром и даже поступивший в Студию 2-го МХАТа, руководимого Михаилом Чеховым, сделался автором боевых агиток и стихотворных фельетонов, подписанных броским псевдонимом Кумач.
Оказавшись в «Крокодиле» и став его штатным секретарем, он владел уже техникой и имел значительно меньше срывов, нежели кто-либо из нас, впервые взявшихся за еженедельный прозаический или стихотворный фельетон, а то и юмористический, «под Чехова», рассказ. И все-таки и юмористические рассказы Лебедева-Кумача, и его сатирические стихи были лишены подлинного блеска, хотя и обеспечивали ему прочное место среди литераторов этого жанра.
На моей памяти в годы раннего «Крокодила» Василий Иванович лишь однажды попробовал свои силы в песенном жанре — написал вместе с М. Я. Пустыниным шуточную песенку о нас, крокодильцах, и сам же весело и лихо напевал ее своим задорным тенором.
Шуточная песенка эта перебирала всех нас; каждый куплет заканчивался неизменным рефреном «и приятно на это смотреть».
Кроме этой единственной попытки, Лебедев-Кумач ни разу не подумывал о песне и брался за любые жанры, кроме того, в котором до сих пор у нас нет ему равного.
Помнится, мы с Василием Ивановичем как-то затеяли совместный сатирический роман. Придуманный нами сюжет я уже плохо помню, кажется, речь шла о приключениях знаменитого сыщика Шерлока Холмса в нэповской Москве. Несколько глав мы кое-как написали, но из затеи нашей ничего путного не вышло, как ничего особенно ценного не получилось из обозрений, которые Лебедев-Кумач одно время писал для театров.
Юмор да, пожалуй, и сатиру он недолюбливал и считал, что занимается этим вынужденно. Но и свои песни он тоже считал не делом. Накануне войны, когда за его плечами стояла уже огромная слава автора песни, звучавшей, как гимн, он жаловался, что никак не может засесть за «настоящие вещи».
— Понимаешь, на мелочи размениваюсь и всякой заседательской чепухой занимаюсь, — огорченно говорил он, — а годы уходят, и так и не написано ничего, что бы осталось…
Огромный успех «Крокодила», достигшего меньше чем за полгода гигантского по тем временам тиража, что-то около семидесяти тысяч, способствовал очень ранней нашей профессионализации. Огромная прибыль, получаемая издательством от журнала, дававшая возможность на началах полной самоокупаемости издавать самую дешевую в стране «Рабочую газету», сказывалась и на наших высоких по тому времени и конечно, соблазнительных гонорарах.
На плечах Лебедева-Кумача была уже овдовевшая мать, сестры. Волей-неволей он должен был писать не любимые им прозаические и стихотворные фельетоны, придумывать темы, подписывать карикатуры, вести «Почтовый ящик» и «Вилы в бок». Самого же его в те годы мучительно тянуло на лирику, и, не окажись на его пути сначала Агитотдел ПУРа, а затем «Крокодил», он не стал бы Кумачом, но мог оказаться посредственным лирическим поэтом.
В «Крокодиле» он проработал свыше десяти лет. «Рабочая газета» тем временем закрылась, журнал перешел в издательство «Правда». И вот тут-то приключился бюрократический казус, перепортивший Василию Ивановичу немало крови, но неожиданно способствовавший рождению замечательного песенника.
В учреждениях проводились тогда чистки. Задачей их была борьба за чистоту рядов советских служащих, за избавление учреждений и организаций от классово чуждых людей и всякого иного сора. В числе стереотипных формулировок, в силу которых тот или иной сотрудник увольнялся со службы, была одна особенно коварная — негодного служащего освобождали от должности как «засидевшегося».
Известный смысл в этом все-таки был. Иной новоявленный чинуша, вросший всеми корнями в насиженную должность, настолько обрастал кумовьями и сватьями, что являлся источником всевозможного блата, а то и взяточничества. Но когда Лебедева-Кумача неожиданно вычистили из «Крокодила» как «засидевшегося», то это был скверный анекдот, над которым при других обстоятельствах в редакции только бы поиздевались.
Месяц спустя я встретил его во дворе дома Герцена.
— Как дела? — с искренним сочувствием спросил я.
Мой старый приятель был «вычищен» не только из «Крокодила», но и из «Правды», а это и вовсе дискредитировало его.
— Какие там дела! Прямо хоть вешайся! — начал жаловаться Василий Иванович. — Устроился было в газету Метростроя, но, ты сам понимаешь, газета вроде стенной, чего там делать. Ушел, кое-как перебиваюсь, а тут кино подвернулось. Песенки для них пишу, черт их драл бы, этих киношников!
«Песенки», о которых он говорил, писались им на музыку Исаака Дунаевского для фильма Александрова «Веселые ребята».
— И самое возмутительное, что платят гроши, а переделывать заставляют по сто раз. Нет уж, будь я не я, если когда-нибудь возьмусь за такую дурацкую работу, — в сердцах пригрозил он.
Скажи ему тогда кто-нибудь, что эти несколько песен откроют в нем лежавший под спудом огромный песенный дар; что возникшая с композитором дружба очень скоро принесет мало кому известному фельетонисту всенародную славу; что через год написанная для кинофильма «Цирк» песня прозвучит как гимн; что вскоре и его, и неприметного еще недавно композитора наградят орденами, а затем народ выберет обоих в Верховный Совет республики, Лебедев-Кумач посчитал бы этого человека сумасшедшим…
Источник: Илья Кремлёв. Воспоминания. В литературном строю. Московский рабочий, 1968 г., с. 160-163.
|
