Братья-писатели

     Были банкеты

     И вечера,

     Были анкеты,

     Были букеты,

     Было «ура!».

Были статьи и стихозы,

Был потрясающий шум:

—Писатели едут в колхозы!

Властители дум!

           — —

С букетами роз,

Под крики приятелей,

Повез паровоз

Братьев-писателей

Разной масти…

Приехали.

               — Здрасьте!

            — —

Стоит колхоз,

В колхозе — навоз,

И речка бежит быстротечная.

«Сейте разумное, доброе, вечное!

Сейте!» А как? — Вот вопрос.

Тут — картошка, там — рассада,

Здесь — морковь, а там — укроп.

Где же сеять? Вот досада!

            Гроб!

Люди все работой пьяны,

Люди бегают в поту, —

Не читать же им романы

            На лету?

         — —

     Помолчали,

     Расспросили,

     Поскучали,

     Покосили.

Изломали две косы

И повесили носы…

Убирать пошли солому, —

Чуть сарай не подожгли.

И сказал один другому:

— Мы хотя и соль земли, —

Но земля, признаюсь с болью,

Тяготится нашей солью.

И другой ответил: — Н-да…

Получилась ерунда!

Я мечтал — от каждой буквы

Нашей прозы и стихов

Будут здесь рождаться брюквы,

Помидоры и морковь.

А на деле, в общем-целом,

Здесь печален наш удел:

Видишь — каждый занят делом,

Только мы тут не у дел.

Я от скуки чуть не вою.

Мне неловко. А тебе?..

            — —

Братья-писатели, в нашей судьбе

Что-то лежит роковое!

Вас. Лебедев-Кумач

«Крокодил», 1928 г., № 30, с. 3.

Трудное дело

(Из цикла «Провинция»)

Чистым искусством не будешь сыт, —

Нужен и чай и сахар.

В Москве хорошо, — там новый быт,

Заказы, выставки, АХРРы.

А к нам, в уездный наш городок,

Из центра никто не ездит.

Столичный художник вряд ли бы смог

Выжить в нашем уезде.

Верьте, у нас получить заказ —

Как выиграть двести тысяч.

За десять лет пришлось лишь раз

Паршивый бюстишко высечь.

Взял завкоопом один натюрморт —

В лавке прибил для рекламы

И подписал: «Все проду. первый сорт».

Представьте! Ну, разве не драма?

Так и сидишь на шее жены,

Пока не придет годовщина.

А нужно питаться… и брюки нужны, —

Художник — ведь тоже мужчина…

А в годовщину — кипишь, как в аду!

Изволь-ка припомнить точно,

Как в восемнадцатом году

Брали вокзал и почту.

Каждый приходит критиковать,

Взглядом брызжет, как ядом.

Смерть не люблю вождей рисовать,

Когда они тут же, рядом.

Все обижаются — прямо беда,

Каждый заводит склоку:

— Я, — говорит, — был в первых рядах,

А ты меня сунул сбоку!

Ну, и рисуешь всех на виду,

И запускаешь солнце.

Если потрафишь — в комхозе дадут

Лишних четыре червонца.

А не потрафишь — тогда каюк.

Гроб! Не оплатят и краски.

Жди тогда счастья и новых брюк,

Вроде как поп ждет пасхи.

Вас. Лебедев-Кумач

«Крокодил», 1928 г., №  30, с. 4.

Талант

(Из цикла «Провинция»)

Давно счетовода Левкоева

Убрать из комхоза хотят.

Однако убрать не легко его,

Хотя он заведомый гад.

Все знают — и склочник и пьяница,

Все ждут: вот-вот-вот полетит.

Нет! Смотришь, — спокойно останется

И гордо в комхозе сидит.

Левкоевской физиономии

Испортить нельзя кирпичом.

Но даже режим экономии

Прошел для него нипочем…

Зачем же с Левкоевым носятся?

А вот: в городишке у нас

Сплошная кругом безголосица,

Левкоев же — признанный бас.

Он гвоздь для концерта и лекции,

Им только и держится клуб.

Не зря без малейшей протекции

Левкоев развязен и груб.

Не зря он катает на резвой и

По году не платит в союз,

Не зря он в уборной, нарезавшись,

Кричит: — «Никого не боюсь»…

Талант! Без таланта — возьмись-ка ты!

Служебный проселок тернист…

Ах! Я не пою даже дискантом

И даже — не футболист!

Вас. Лебедев-Кумач

«Крокодил», 1928 г., № 31, с. 5.

Разносчик слухов

(Из цикла «Провинция»)

Слухи, мухи и старухи —

Все привыкли рифмовать,

Но у нас — старухи глухи,

И в селе разносит слухи

Бывший лавочников зять.

Ох и спец же! Право-слово,

У него такой язык —

От Парижа до Тамбова

Лучше радио любого

Обо всем расскажет вмиг:

Кто гостит у предсовета,

Кто сбирается родить,

Почему мочливо лето,

И какая есть примета

Под окном горох садить.

Сколько кто проставил в карты,

Сколько выпил кто вина,

Чем учительша больна,

С кем у нас в начале марта

Будет новая война,

И зачем цветистый фартук

Носит Федькина жена.

Разбазарит все интриги

Точно всем он в душу влез.

Все расскажет, как по книге.

Ну, а лавочник Бурынин

Свой находит интерес.

— Что-то вобла залежалась…

Надоть сделать оборот:

Запусти-ка ты, брат, малость

Что-нибудь про недород…

Или про переворот,

Словом… чтобы вышло гладко!

Ты на это, брат, мастак.

Ну, а в качестве задатка

Для сынишки — вот помадка,

А себе возьмешь табак.

Понял? Ну, катись! Работай!

Принимайся! Вдобрый час.

Нынче что у нас? Суббота?

Чтобы в среду, как по НОТу,

Воблы не было у нас.

Вас. Лебедев-Кумач

«Крокодил», 1928 г., № 34, с. 7.

Немой учитель

В клубе «Красный Текстиль» мы

Часто видим кино.

Заграничные фильмы

Нам знакомы давно.

*

Видим мы на экране,

Как барон или князь

В бок соперника ранит,

Благородно смеясь.

*

Как певица-испанка,

Голым телом блестя,

Управителя банка

Соблазняет шутя.

*

Видим трюки и шутки

Записных дураков,

Торжество проститутки

И разгул кабаков.

*

Словом, в клубе у нас-то

Можно видеть что хошь.

Но особенно часто

Нам подносят грабеж.

*

Вор, убийца, громила, —

Всех увидишь в кино.

Смотришь: просто и мило

Прет громила в окно.

Грабят жулики кассы,

Вор ползет в магазин…

Для рабочего класса

Лучше нету картин!

*

И идут разговоры

В клубе «Красный Текстиль»:

— Молодцы эти воры!

Молодец Гарри Пиль.

И в киношном угаре

Вся горит молодежь:

— Ты бы мог бы, как Гарри?..

— Ну, конечно… А что ж?

— Завтра в шесть. На бульваре.

— Захвати только нож…

— Даешь!

*

Нашу грустную повесть

Мы кончаем сейчас.

Всем известно: кино есть

Воспитатель для масс.

Вас. Лебедев-Кумач

«Крокодил», 1928 г., № 35, с. 4.

Митькино горе

Трудно Митюшке-комсомольцу, —

Братья пьют, а сестры молятся,

Отец так и лезет в кулаки,

Кричит: — Не хочу платить налоги я!

Вот тут попробуй и сбереги

Комсомольскую идеологию!

Отец — горой стоит за трехполку,

Девки — замуж нейдут без попа,

Как ни вертись — никакого толку, —

Прямо, — укладывай зубы на полку,

Не сагитируешь ни пупа!

Митька расстроен, Митька запарен,

Митька пишет письмо в Москву:

— Посоветуй мне, товарищ Бухарин,

Ты, говорят, хороший парень, —

А то я навеки впаду в тоску.

Ты все порядки уж во-как знаешь!

Дай мне ответ, пожалуйста:

Как ты с родней своей поступаешь, —

Жалостно или без жалостно?

И ежели в церкву тянет невеста,

А я ее, скажем, очень люблю, —

То как: уйтить мне с родимого места,

Или себя привести к нулю?

Или же просто плюнуть ей в харю, —

Как ты скажешь, товарищ Бухарин?

Вас. Лебедев-Кумач

«Крокодил», 1928 г., № 43, с. 10.

О козе

Розы, грезы и стрекозы

И дыхание берез

С поэтического воза

Вилой сброшены в навоз.

Только «козы» (рифму «козы»)

Уберечь нам удалось, —

Потому мясной вопрос.

*

Куропаткам и фазанам

Мы хвалы не воздаем,

Но зато нужна коза нам,

Как молочный водоем.

Славься, гордая коза,

И в глаза и за глаза!

Вместо роз и грез и слёз

Мы молочных славим коз.

*

Любят взрослые и детки

Пить коровье молоко,

И коровам в пятилетке

Будет очень нелегко.

Подымайся, козий стан,

Принимай коровий сан,

И молочный

Сверхурочный

Выполняй-ка промфинплан.

Чтобы выросла здоровой

Смена наших бурных лет,

Чтобы наравне с коровой

Коз прославил бы поэт.

Вас. Лебедев-Кумач

«Крокодил», июль 1930 г., № 20,

специальный мясной выпуск.